Настя Щвецова  - Флоренс Вантеева –  Ирина Вантеева –  Маргарита Махнева

Всё это одна семья по женской линии. Начали публиковать произведения в рубрике модельной библиотеки № 20 "Стихи не пишутся - случаются..." мы с 8 –летней Насти и дошли до  её прабабушки Махнёвой Маргариты. Настя , Флоренс, Ирина писали, пишут стихотворения, а  Маргарита Махнёва написала книгу «Моя жизнь, моя судьба» в прозе. Книга очень большая, рукописная. Публиковать мы её будем частями.  В формате: «продолжение следует». Сегодня мы не рассказываем о биографии Махневой. Только даты жизни: 7 апреля 1935 года - 23 октября 2020 года. Сама книга Вам расскажет о жизни и судьбе Маргариты Махневой, уважаемые читатели. Авторское изложение текста сохранено.

Моя жизнь, моя судьба

Когда началась война, в этом году я пошла в школу в первый класс. В этот год умерла бабушка. И мы остались: сестра Ляля, брат Николай и я. Отца я не помнила, он ушёл к  другой женщине, мне было два года. Мама работала, но денег не хватало. Тогда она пустила квартирантов.

Ляля ездила в деревню обменивала вещи на продукты. Однажды она ехала на подножке вагона. Была зима, она обморозила лицо, руки, полы пальто были обледеневшие.

Мы с Николаем у квартирантов подбирали картофельные кожурки, пекли на таганке, сжигали книги. В школе давали талон на обед или ботинки, у кого погиб отец. Мама выбрала столовую, там давали жидкий суп и хлеб, кусочек со спичечную коробку.

Вскоре у нас появился отчим, Алексей Дмитриевич, бывший священник.

У него была большая борода, лысина и строгий взгляд, он нам помогал. Он с мамой и я ездили по деревням. Его приглашали в большой дом, где собирались прихожане. Он служил заутреннюю, крестил детей. У кого были похоронки, отпевал. Люди нуждались в поддержке. Батюшку встречали  с радостью.

Не помню, в какой то деревне, к нам присоединилась женщина. У неё была большая фигура, похожая на мужскую. У неё было одето юбок четыре или пять. Подпоясывалась кушаком, который был метра четыре, вышитый красивый, старинный. На ногах были лапти, сверху большая клетчатая шаль. Эту женщину звали Варвара. Она облегчала нашу жизнь, везла салазки , нагруженные продуктами, в основном картошкой.

Я пропускала школу, но зато была сытой. Батюшку старались кормить хорошо и нам перепадало.

Однажды после заутренней мы шли в другую деревню, были сумерки. Алексей Дмитриевич увидел стог сена, сказал Варваре, чтобы она взяла сена, закрыть картошку. Когда мы подошли ближе, выбежал волк, он стоял в пяти шагах от нас. Алексей Дмитриевич сказал, пойте громко. Мама с Алексеем Дмитриевичем пели, Варвара молилась, я плакала. Долго они пели – не помогало. Мама запела «Вечерний звон», а там в припеве: Бом-Бом. Мама запела снова: Вечерний звон, как много дум наводит он… Алексей Дмитриевич громко сказал: Бом

И волк побежал в сторону леса. Алексей Дмитриевич сказал не подходить к стогу, там может быть еще один.

Скоро наши походы закончились, так как закончилась война. Но голод продолжался. Алексей Дмитриевич вскоре вернули титул священника, после ссылки дали приход.

Алексею Дмитриевичу дали приход в Улу-теляке, деревня Мана Гора в переводе «Вот гора». Очень высокая, покрытая лесом, недалеко речка Сим. Местами можно переходить вброд. У горы стояла небольшая церковь, рядом стоял домик, в котором мы поселились. Крыша была соломенная и протекала. Школа семилетка была одноэтажная, походила на барак. Куда и повёл меня отчим. Дети окружили нас и смотрели на меня, как на зверюшку. Спрашивали, что мы едим, и что этот поп делает.

Меня дразнили поповской дочкой. Вскоре им надоело. У меня появились друзья. Впереди меня сидел мальчик Хоменко Володя, с которым нашли общий язык, но ненадолго. Когда  его мама узнала, из какой я семьи, мальчика пересадили от меня подальше. Мама у него фельдшер.

Мы оживились, починили крышу. Прихожанка принесла две курицы на развод. Алексей Дмитриевич в колхозе купил списанную больную лошадь и вылечил ее. Я отводила на пастбище, спутывала ноги, это было нелегко. Мама с Алексеем Дмитриевичем уезжали по деревням. Я оставалась одна с племянницей Фаней (дочкой сестры Ляли), ей было три года. Когда я была в школе,  её забирала соседка.

Когда я приходила из школы, кормила кур, топила печку.

Когда носила дрова, ребята помогли, узнали, что я одна, напросились в гости. Разожгли железную печку, которая стояла среди избы, стали печь картошку. Ребята сбегали домой, принесли, кто, что мог. Было весело: одевали церковную одежду, подрясник, камилавку и носились вокруг печки. Разбили у Алексея Дмитриевича красивую деревянную чашку, где была махорка. Подожгли полу у подрясника, задели за дверку печки – это нас вразумило и решили разойтись по домам. Оказалась дверь подпёрта. Сначала была паника, потом мальчишки догадались, разобрали солому на крыше и вылезли, открыли дверь.

Когда я пришла в школу,  школа гудела! Сколько мы у попа съели картошки, как загорелась пола у подрясника, все всё знали. Ребята сказали, что меня вызывает директор. Директор, так кричал, что-то говорил, я ничего не понимала, только поняла, что будет комсомольское собрание.

Собрание было бурное, завуч выступала и сказала, что надо наказать, кто закрыл их. Они подглядывали, значит, они видели, как загорелась пола, убежали не открыв дверь. А если бы разгорелся пожар. Дети не смогли выйти. Была бы трагедия, зачем подглядывать в чужие окна. Потом обсуждали меня, что нужно поговорить с родителями. Вопрос стоял, исключить из комсомола, директор настаивал, ребята были за и против. Учительница по математике, чтобы исключить. Меня оставили с предупреждением…..